Контрапункт режиссера - Юткевичь С.
Скачать (прямая ссылка):
Помню, как меня удивило отношение Владимира Владимировича к худощавому, корректному человеку, который, как выяснилось, не имел никакого прямого отношения к искусству, а был по образованию юристом. Маяковский нежно называл его «Левушка», явно считался с его мнением и открыто с ним дружил.
По наивному юношескому восприятию, мне казалось, что Маяковский должен дружить только с равными ему, либо вообще с людьми искусства. Однако Маяковский советовался с Левушкой по многим вопросам и выслушивал внимательно его мнение. Вскоре я узнал и полное имя Левушки. Это был Лев Александрович Грин-круг, старый друг Маяковского, снимавшийся когда-то даже вместе с ним в одном из фильмов по сценарию и с участием Маяковского.
Из постоянных посетителей квартиры в Водопьяном, а затем и в Гендриковом переулке хорошо помню также Риту Райт, переводчицу «Мистерии-буфф» на немецкий язык, скромного Петра Незна-мова — поэта и секретаря ЛЕФа, выполнявшего всю черную работу по журналуs художника Николая Денисовского.
Советская кинематография тогда только еще начиналась, и уже после, в 25—26-х годах, появились в квартире Бриков Эсфирь Шуб, работу которой Маяковский очень уважал и ценил, и Лев Кулешов.
' Осенью 1922 года наш маленький театрик получил окончательное наименование «Мастфор» и переехал в постоянное помещение на Арбат, 7. Фойе театрика именовалось по тем временам «вокзалом». Там после премьеры устраивали мы сборища, на которых перебывала вся театральная и художественная Москва.
Маяковский и Брики по-прежнему посещали все премьеры нашего театра и, конечно, были гостями этих сборищ.
Изредка Маяковский появлялся на «вокзале» и днем. Он с любопытством смотрел, как актеры обучались чечетке под руковод-
185
ством эстрадника Ферри (кто бы мог предсказать, что вскоре мы узнаем его под именем Федора Богородского, художника, нашумевшего серией полотен, талантливо изображавших беспризорников) и брали уроки бокса у известного чемпиона Бориса Барнета (в те времена он еще не только не был режиссером, но даже еще не начинал сниматься в качестве актера у Кулешова).
Ферри мы все очень любили и за его веселый нрав, и за задорный чуб, и тельняшку, которую сохранил он еще со времени своей морской службы, и за то, что он писал стихи, которые вышли тощей книжицей с предисловием поэта Василия Каменского. Помнится, предисловие начиналось так:
«Слушай, Федька, брось стихать пихи...».
В театр наш тогда же пришли Владимир Фогель (впоследствии замечательный актер кино) и Александр Мачерет (совмещавший свои дебюты актера с должностью юрисконсульта Московского исполкома). В труппе были также актриса и танцовщица Людмила Семенова и Иван Чувилев (оба впоследствии прославившиеся на экране), Борис Пославский (также выдающийся актер кино), Наталья Львова (впоследствии актриса театра имени Евг. Вахтангова), Виталий Жемчужный (поставивший ряд фильмов и ныне работающий в научно-популярной кинематографии) и многие другие веселые и одаренные сверстники моей юности.
Маяковский дружил со всей молодой нашей труппой, следил за успехами каждого, и нам было лучше .и радостней работать, ощущая, что он является другом театра.
Но если Маяковский так относился к друзьям, то настолько же нетерпим бывал он и к тем, кто, с его точки зрения, вел себя неправильно.
Однажды я видел Маяковского в страшном гневе.
Эго было еще в Водопьяном переулке весной 1923 года, в дни выхода первых номеров журнала «ЛЕФ». Я зашел туда днем для того, чтобы переменить книги в библиотеке Брика, и тихо копался у полки в комнате, где за столом сидел Владимир Владимирович, просматривавший гранки журнала.
В дверь постучали, и вошел незнакомый мне молодой человек. И тут я впервые увидел разъяренного Маяковского.
Не поздоровавшись, он обрушился на него зычным своим голосом.
Молодой человек, не ожидавший такого приема, стоял с каплями пота на лбу.
186
Маяковский не дал вымолвить ему ни слова.
Из гневного монолога я понял, что молодой человек, начинающий поэт, недавно приехавший из Одессы, предложил свое стихотворение журналу «ЛЕФ». Маяковский, поощрявший молодые таланты, принял это стихотворение, но поэт, оказывается, одновременно отдал то же стихотворение в один из еженедельных журналов, не то в «Красную ниву», не то в «Прожектор». За это-то и отчитывал его с такой яростью Маяковский.
Точного текста отповеди память, конечно, не удержала, но смысл заключался в том, что Маяковский справедливо упрекал молодого человека за делячество.
«Вам оказана большая честь. Мы приняли ваше стихотворение в хороший журнал «ЛЕФ». В нем мы печатаем только настоящих поэтов. Я поверил в вас. А вы, как на базаре, сейчас же понесли продавать свои стихи в другое место. Рано торговать научились, да еще торговать мошеннически».
Примерно в таком роде отчитывал Маяковский молодого поэта, и мне даже стало страшновато от того, каким гневом, не деланным, не наигранным, а настоящим, клокотал Маяковский. Никогда больше я его не видел в таком состоянии.
Молодой человек ушел. Маяковский зашагал огромными своими шажищами по комнате.