Контрапункт режиссера - Юткевичь С.
Скачать (прямая ссылка):
Ты знаешь, мне иногда кажется, что пленка не только свето-и цветочувствительна. Она обладает еще одним свойством — чувствительностью к правде или лжи на экране, к искренности или равнодушию художника; так же как в глазах актера беспощадный объектив всегда прочтет его душевную пустоту или наполненность, так же «прочитается» на экране и то, чем жил художник во время создания своего произведения.
Лев Толстой в своем предисловии к сочинениям Мопассана говорит, что искренность художника есть «непритворное чувство
179
любви или ненависти, что изображает художник». Кстати, форма в его понимании это одно и то же, что и «ясность изложения».
И когда я возвращаюсь домой усталый, измученный после трудового съемочного дня, глубоко недовольный самим собой, меня под- ' держивает лишь то чувство радости, которое я испытываю каждый день от твоей поистине вдохновенной игры, от того исключительного творческого общения, которое возникает у нас на съемке, от внутренней убежденности в нужности и благородное™ выбранной нами темы.
Я благодарен тебе за ту чуткость, которую ты проявляешь к каждому моему замечанию. В работе с тобой я уж никак не чувствую себя режиссером, «который умирает в актере».
Думаю, что и ты заметил с какой жадностью впитываю я каждое твое предложение, даже если •относится оно не только непосредственно к твоей игре, но и к режиссерскому решению сцены.
И если я смог быть полезен чем-либо тебе, то ты отплатил мне сторицей, так как некоторые твои «придумки» так обогатили и развили образ, сцены.
«Чудес» в кинематографии не бывает. Я ие верю в них. Случайная, неорганичная связь актера и режиссера никогда не может принести хороших результатов.
Я думаю, что нам работается вместе так легко и радостно потому, что связывают нас и долгие годы дружбы, и творческая вера друг в друга, и общность наших эстетических вкусов, и многое другое, что составляет самое существо жизни художника.
И каковы бы ни были финальные результаты нашей работы, каковы бы ни были ее просчеты и неудачи, я надеюсь, верю, что почувствует все же зритель с экрана всю силу и искренность той любви, того восхищения, той отдачи всех наших сил, всего нашего умения, которое вкладываем мы каждый день в создание образа «самого человечного человека» нашей эпохи».
РАБОТАЯ НАД МАЯКОВСКИМ
^»Ужегодня трудно себе представить, чем был для моего покоем? ления Маяковский.
Его стихи были неотъемлемой частью нашей жизни.
Появление каждой новой его строчки было как бы личным событием в нашей биографии.
Мы не цитировали стихи Маяковского, а жили ими, и когда мы искали выражения для наших эмоций, то невольно пользовались его строками, настолько совпадали они с тем, что мы чувствовали, что мы думали, как мы видели мир.
Однажды в Киеве, в 1919 году, мы, тогда группа молодых художников — студентов Художественного училища, только что закончив роспись огромных плакатов, предназначенных для украшения города в день первомайского праздника, погрузили на грузовик листы фанеры, на которых мы изобразили гигантские фигуры
181
рабочих, красноармейцев и крестьян, и, взгромоздившись на самый верх, помчались по ночным улицам крутогорбого Киева.
Мы должны были к утру развесить эти гигантские плакаты по фасадам домов на Крещатике.
Грузовик несся со стремительной быстротой.
Листы фанеры под нами пружинили с силой гигантского трамплина, готового выбросить нас каждую минуту на мостовую.
Но мы, вцепившись в веревки, подпрыгивая и задыхаясь от свиста ветра, упоенно декламировали во весь голос «Приказ по армии искусств».
Потом репетировали мы трагедию «Владимир Маяковский» в подвальном помещении маленького театрика, выкрикивали срывающимися, еще неокрепшими голосами его строки на митингах и собраниях.
Впервые Маяковского я увидел весной 1921 года во ВХУТЕ-МАСе, в мастерской под стеклянной крышей, что на последнем этаже бывшего Строгановского училища. Там размещался театрально-декоративный факультет, где занятиями руководили художники И. Рабинович, И. Федотов и Ф. Федоровский. Но по вечерам здесь собиралась молодежь, так как актового зала не было и все общественные мероприятия проводились здесь, в нашей мастерской.
В тот вечер к студентам ВХУТЕМАСа в гости приехал молодой театр под руководством режиссера Н. Фореггера и драматурга В. Масса, не имевший своего помещения и дававший спектакли на случайных или клубных площадках.
На импровизированной эстраде, составленной из станков для натурщиков, труппа молодых актеров разыгрывала злободневное сатирическое обозрение.
Фореггер и Масс пробовали использовать приемы итальянской комедии масок для построения современной пьесы.
Следуя традиции, предполагавшей для создания масок обобщение персонажей, существующих в реальной жизни, они придумали маски: «торговки» (что было типично для нэпа), «коммунистки с портфелем» (это был сатирический образ женщины в кожаной куртке, говорившей лишь лозунговыми фразами и защищавшей, по примеру Коллонтай, «теорию свободной любви»), «интеллигента-мистика» (прообразом которого послужил отчасти Андрей Белый, отчасти и другие, тогда еще существовавшие московские «чудаки»), «поэта-имажиниста» (некая квинтэссенция «крестьянствующего» вд^эта типа Есенина и «денди» типа Мариенгофа или Шершене-