Контрапункт режиссера - Юткевичь С.
Скачать (прямая ссылка):
Было опасение, что световые блики праздничных огней отвлекут внимание от мысли, которую можно было прочесть в расширенных, поблескивающих зрачках актера, но оно не оправдалось. Из двух дублей — один был снят без фейерверка, другой с ним — я выбрал вместе с актером второй.
Сквозь воду того же самого водоема, в который смотрелся Отелло, снят и следующий монолог Яго. Я подчеркиваю, что камера стояла внизу, ведь мы снимали не отражение, а лицо актера, совершенно неподвижное, но чуть изменяющееся от легких кругов,- как это часто бывает по вечерам, когда пролетающие стрекозы еле касаются водной глади. И только один финальный жест актера, который прикосновением ладони, опущенной в воду, заканчивал монолог, как бы создавал своеобразное затемнение.
126
Здесь у нас не было мысли зрительно передать словесную метафору, вроде «замутил воду», или что-либо в этом роде. Хотя надо сказать, что ничего преступного в том, что возникают такие ассоциации, я не вижу. Образ воды бытует в фольклоре и нашей разговорной речи; мы часто говорим: «Как в воду глядел», «Ловит рыбку в мутной воде», «Этот воды не замутит», «Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить» и т. д., и поэтому использование таких ассоциативных связей мне кажется также вполне закономерным и далеким от примитивного иллюстрирования.
Третья проблема: что нужно показывать в фильме из того, что не показано автором.
Мне кажется, ничего не нужно прибавлять к Шекспиру, но обязательно нужно действенно, пластически раскрыть то, о чем лишь упомянуто в словесной ткани пьесы, и здесь нет никакого насилия над первоисточником.
Меня упрекали в том, что я ввел в сценарий пролог, не существующий у Шекспира. Я сомневался в его "закономерности лишь до тех пор, пока не нашел нужную форму. Ведь не нужно рассказывать последовательно биографию Отелло, но, когда мне пришла в голову мысль посмотреть на боевые подвиги и странствия мавра глазами Дездемоны, эта задача сразу же была решена. Была оправдана и лаконичная фрагментарность пролога, и в то же время был создан верный запев фильма. По существу, весь пролог становился зрительной реализацией последних слов монолога Отелло в сенате:
Она меня за муки полюбила,
А я ее за состраданье к ним.
Однако в прологе меня постигла также неудача. Мне хотелось разносторонне представить зрителю Отелло, но выпукло получилась лишь линия военачальника, и вот почему это произошло.
Для зрительного воплощения образа Отелло как странника и путешественника я долго искал пластический материал, который должен был носить полу фантастический, сказочный характер. «Антропофаги, люди с головами, что ниже плеч растут» никак не поддавались документальному воспроизведению, так же как и те легендарные пейзажи, о которых повествует он в своем монологе. К методу дорисовки и комбинированных съемок, которые могли бы придать фильму оттенок дешевой фееричности, мне не хотелось прибегать.
Тогда я вспомнил о существовании Иеронимуса Босха, знаменитого нидерландского художника, чья изощренная и в то же время
127
варварская фантазия создавала те поистине шекспировские образы полулюдей, полуживотных, которыми населял он мир своих полотен. Одного «Искушения святого Антония» оказалось достаточным для того, чтобы создать увлекательную монтажную фразу.
Я скопировал отдельные фрагменты этой его картины и заснял их в разных монтажных комбинациях, используя опыт Лючиано Эммера и других кинематографистов, занимавшихся созданием кинокомпозиций на живописном материале. Когда же я попробовал смонтировать эти куски с другими, снятыми на натуре, стык между плоскостным и объемным изображениями не получился.
Мне пришлось отказаться от этого приема, и поэтому образ Отелло-путешественника остался нераскрытым.
У Шекспира нет также бракосочетания Отелло с Дездемоной. Здесь тот единственный пункт, в котором мой замысел совпал с фильмом Ореона Уэллса. Очевидно, нам обоим показалось необходимым узаконить этот союз, так как тогда еще подлее звучат наветы Яго, еще ярче звучит отчаяние и проклятие Брабанцио.
Линии Родриго и Кассио также нуждались в действенном подкреплении. Введенное мной подглядывание Родриго из-за решетки за счастьем Дездемоны и Отелло на лестнице сената лишь подкрепило поступки этого персонажа, а его реплика: «Незамедлительно я утоплюсь» — становилась, таким образом, точно мотивирован- г ной.
Потребовала также зрительного выражения и сцена на Кипре, где Родриго, захмелевший от вина .и горя, своим поддразниванием вызывает загулявшего Кассио на ссору.
Также ничуть не помешало введение Бианки в сцену пирушки.
Отражение фигур Дездемоны и Кассио, любезничающих друг с другом, в рукоятке шпаги Яго позволило лучше мотивировать его монолог.
Возражения шекспироведов касались также и предфинала, где я позволил себе вторую половину сцены в опочивальне перенести под купол неба, на верхнюю площадку башни.
Но мне казалось таким естественным, что Отелло несет мертвую Дездемону именно на то место, где мы видели их в первый вечер приезда на Кипр, когда остались они, наполненные любовью и счастьем, как бы одни во всей вселенной.