Контрапункт режиссера - Юткевичь С.
Скачать (прямая ссылка):


Принципы обновления нашего классического балета заключались не в том, чтобы уничтожить пуанты и весь сложный, веками накопленный ассортимент средств выразительности классического танца. Сила советского балета, лучшего в мире, его прогрессивное значение заключается как раз в том, что советские композиторы, балетмейстеры, танцовщики смогли насытить его правдой человеческих чувств и мыслей, глубиной образных характеристик, новым мироощущением, свойственным человеку социалистической эпохи. А на Западе тот же балет подчас вырождается в механическое скопление обветшалых приемов, автоматическое копирование старых образцов, бездушное формалистическое фокусничество.
Черно-белая гравюра или графическое изображение не становятся формалистическими только оттого, что художник пользуется одной краской вместо всего многообразия палитры масляной живописи, так же как и оперное представление не превращается в условность только потому, что на сцене все время пользуются вокалом. И если реформаторы китайского классического театра будут настойчиво и смело внедрять в самую глубину, в самое существо китайского театра, в его драматургию, режиссуру и актерское мастерство реалистическое миропонимание, глубину и остроту социальной мысли, будут еще тщательнее прислушиваться к голосу народных масс, традиционная сценическая игра не окажется главным препятствием на их пути. Она, несомненно, претерпит большие изменения, но сохранит при этом и свои национальные особенности и свою выразительность.
Однако бесспорно и другое. Классическому театру придется потесниться. Он уже не может занимать то положение «монополиста», которое было ему ранее свойственно. Современность день за днем, шаг за шагом, последовательно и неуклонно завоевывает все новые и новые позиции в театре, и это косвенно вынужден признать Юй Бао-цзюй в своей статье, которую я уже цитировал.
«Но как современные советские зрители наслаждаются сказочными эффектами подводного царства в «Садко», так'и зрители современного Китая упиваются веселыми фантазиями, которыми насыщен классический театр».
389
Этим примером автор невольно подчеркивает известную ограниченность средств классического театра. Да, сегодня этот театр гораздо более приспособлен к изображению героического прошлого и сказочного фольклора, чем к передаче великих перемен, происшедших в судьбе китайского народа. Победное шествие новой жизни, многообразие ее форм не укладываются часто в изящные сами по себе, но мало гибкие каркасы его традиций. Но он уже и сейчас настойчиво, многообразными путями ищет прямых стыков с современностью.
«Бумажный тигр» — так назывался спектакль, поставленный недавно одной шанхайской труппой. Он представлял собой современное политическое обозрение, направленное против иностранного империализма и чанкайшистской клики с ее сворой продажных военачальников. В нем была сделана попытка использовать классическое амплуа, если можно так выразиться, в негативном порядке. Традиционные фигуры генералов и полководцев были повернуты сатирически. Торжественно-замедленная их поступь и все повадки оборачивались, как чванливая фанфаронада ощипанных и потерпевших поражение петухов. Спектакль имел успех. Очевидно, возможен и такой путь — сатирического использования накопленных приемов выразительности классического театра.
Будущее покажет, как будет развиваться этот поучительный, интереснейший процесс. Но и сейчас уже можно с уверенностью сказать, что китайский классический театр вступил в новую, самую яркую пору своей многовековой истории.
ГАМЛЕТ
ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА РОДИНУ1
Ты вырезан искусно, как печать, Чтобы веками свой оттиск передать.
(ШЕКСПИР. Сонет одиннадцатый)
ять морей осталось позади; шестое, Адриатическое, встречает нас какой-то особой голубизной вод, теплым ветром и прозрачными, мягкими очертаниями береговых холмов, за которыми синеют-хребты суровых и неприступных албанских гор.
Облокотившись на перила теплохода, жадно всматриваются в очертания родной земли албанские студенты, возвращающиеся после нескольких лет учебы на свою ныне свободную и независимую родину.
Стоит весна, но еще покрывает серебряная седина снегов вершину самой высокой горы Южной Албании. «Отец Томори» — так называют эту гору албанский народ и поэты, воспевающие ее как
символ родины.
Родиной тот край зову,
Где родился, где живу,
Где бродил я не однажды,
Где знаком мне камень каждый..
Из книги «Искусство народной Албании», 1958 г.
391
Эти строки албанского поэта-классика Андона Зако-Чаюпи вполголоса декламирует сухощавый, черноволосый, сероглазый студент-геолог. Из Софии в Тирану возвращается он, чтобы все свои знания, накопленные за четыре года учебы, отдать своей родине, .своему народу.
Уже проплывает, исчезает, тает в синеве Томори, и впереди вырисовываются знакомые мне очертания желтых скал Дурреса.
И в то время как закопченный, видавший виды лоцманский катер осторожно обводит наш теплоход вокруг каменной полоски узкого мола, мне вспоминается древняя и примечательная история этого города, «морских ворот» Албании.

