Ремесло историка в России - Бердинских В.А.
ISBN 978-5-86793-665-5
Скачать (прямая ссылка):
В Ашхабаде он активно читал лекции (и даже спецкурс по средневековой культуре), много выступал с антифашистскими статьями, сотрудничал
195
ВИКТОР БЕРЛИНСКИХ. РЕМЕСЛО ИСТОРИКА В РОССИИ
в ВПШ, жадно читал все книжные новинки, вновь обрастая библиотекой, посещал концерты и спектакли. К счастью, его личный архив и большая библиотека в Москве сохранились, так как находились в квартире сестры. Бороздин рвался в Москву и после войны смог туда ездить в командировки. Ho там приходилось прятаться от участкового милиционера, менять квартиру, что угнетало.
В 1947 году из-за неподходящего климата Бороздин решил переехать на работу в какой-либо вуз средней полосы. Пришло множество отказов (из-за ограничений в правах). Ho в 1948 году благодаря хлопотам сестры и Б.П. Козьмина кто-то влиятельный вступился на самом верху за опального профессора. По одной из версий (малодостоверной) — С.А. Гелунс-кий, заместитель А.Я. Вышинского, уговорил последнего напомнить о Бороздине Сталину. Тот лично знал в 1920-е годы сановного востоковеда и, выслушав Вышинского, спросил: «А он еще жив?» Затем подумал и сказал: «Реабилитировать рано, а разрешить приехать ближе к Москве можно». Тогда-то Бороздин и был избран заведующим кафедрой всеобщей истории Воронежского университета.
В 1948 году, незадолго до отъезда из Ашхабада, Бороздин с молодой женой (он женился в 1946 году на студентке Полине Дашковой) пережил страшное землетрясение в Ашхабаде. Погибло множество жителей города.
Лишь в январе 1949 года, наладив работу кафедры, он уехал в Воронеж. Переезд продлил его жизнь еще на 10 лет. И для Воронежа он оставался слишком «крупной рыбой». Так, в редакции местного журнала, куда он предложил очерк «Встречи с Плехановым», просто не поверили в факт его знакомства с известным марксистом. Интеллектуально и культурно научные выходцы из начала XX века в провинции все же были рыбами на берегу. Существенное падение уровня гуманитарных наук, «пролетаризация» преподавательского и студенческого состава вузов, мощный идеологический диктат сильно снизили уровень университетской жизни и сам статус университета. В повседневной жизни все наладилось неплохо: старого профессора обеспечили квартирой, прикрепили к обкомовской поликлинике, разрешили аспирантуру. Ставки людей со степенями и учеными званиями тогда позволяли вести безбедное существование. Профессура и в сталинские, и в 1960-е годы оставалась сравнительно хорошо материально обеспеченной частью советского общества. Хватало и на дорогие для других слоев населения продукты, и на отдых, и на жизнь культурного человека: красивую одежду, театр, книги, концерты. Традицию эту, безусловно, заложил еще Сталин в середине 1930-х годов.
Между тем конец 1940-х годов — это мощная волна арестов «повторников» по всей стране. Людей, уже отбывших в 1930—1940-е годы лагерный срок, арестовывали второй раз и давали новый срок ни за что — сталинская «презумпция виновности». Возраст людей помехой не являлся.
196
РАЗДЕЛ III. ЛИЧНОСТЬ ИСТОРИКА
67-летнего профессора МГУ А.И. Некрасова, старого знакомого Бороздина, получившего 10 лет срока в 1937 году и освободившегося из Воркуты, арестовали в 1949 году в Подмосковье (в Москве он права жить не имел). В камере впавший в тяжелую депрессию искусствовед приходил в себя, лишь рассказывая сокамерникам историю искусства. «Он рассказывал так, словно жил в том далеком времени», — писал очевидец.
Догляд (негласный надзор) над Бороздиным, безусловно, существовал, и на его заявления о снятии судимости приходил отказ. Ho повторный арест обошел его стороной. В 1950-е годы в Воронеже он стал своеобразным эталоном «настоящего профессора», какого местные студенты рисовали в своем воображении по фильмам и книгам. Тогда студент, а впоследствии доцент В.М. Тупикин так описывает лекцию Ильи Николаевича: «С подчеркнутым вниманием и лукавинкой в глазах осмотрел нас, и... началось бороздинское священнодействие. Уже первые его слова открыли перед нами не лектора, а явление. В лекциях он открывал нам каждый раз и самого себя — неординарного, необычно духовно богатого и интеллигентного в самом чистом значении этого слова. И никогда ни тени нарочитости, ни передержки вкуса — в лекции, как и в жизни. Главное в его лекциях — проблемность содержания. Они были рассчитаны на мыслящего студента. Это доверие у студента вызывало ответную реакцию — мы искали и находили вместе с ним. Он приучал нас к исследовательской работе, к радости творчества».
Думается, все же профессор и студенты были глубинно чужды друг другу. Он не понимал их, они — его. Это — люди не просто разных поколений, а разных миров. Бороздин заложил на своей кафедре основы изучения славяноведения и историографии. Пять его аспирантов успешно защитили кандидатские диссертации по славяноведению. Сам он опубликовал свои статьи в московской печати. Сохранившаяся в личном архиве ученого переписка за разные годы говорит о его контактах с В.И. Пичетой (1878—1947), Н.П. Грацианским (1886—1945), Н.С. Державиным, Ю.В. Готье; С.А. Никитин и М.А. Алпатов неоднократно приезжали в Воронеж к Бороздину на научные конференции и оппонировать диссертации аспирантов.