Фашизм в его эпохе - Нольте Э.
ISBN 5-87550-128-6
Скачать (прямая ссылка):


* Под горизонтом автор понимает духовные цели культуры.
449
шей и коварнейшей формой лжи, «хитростью, высасывающей самую жизнь, чтобы вызвать малокровие», если «мораль» оказывается «вампиризмом»36, то нужна новая истина и новая философия. Ее содержание — учение о Вечном возвращении, ее действительность — сверхчеловек, ее почву создают «господа Земли»37.
Но нужна также беспощадная борьба против разрушения и покушения. И поскольку Ницше все больше пытается толковать враждебную жизни мораль как ущербную и неполноценную форму настоящей жизни, его понятие жизни становится — вопреки первоначальному смыслу — все более биологическим. В конечном счете, ему приходится противопоставить «decadence»* просто-напросто здоровую жизнь: понятие «белокурой бестии» — вовсе не курьез, мышление Ницше теперь неизбежно к нему стремится.
Можно было бы сказать, что артиллерия Ницше со всех сторон и расстояний ведет огонь по единственной цели: это XI тезис Маркса о Фейербахе — дело в том, чтобы изменить мир.
В самом деле, этот тезис имеет в виду не просто политическую революцию и тем более не какой-нибудь поверхностный динамизм, а постулирует изменение «реальности», то есть сущностной структуры мира. Отрицание и опровержение возможности такого изменения, ненависть к его поборникам и их обличение — это страстная основная потребность, стимулирующая и направляющая все мышление Ницше. Ведь это изменение разрушило бы культуру, которая остается для него до конца «главным делом»38. Смысл его учения о Вечном возвращении как раз и состоит в просветлении этой реальности, со всеми ее ужасами, ее войнами, ее эксплуатацией, в одобрении того, что происходит сейчас и здесь. Лишь если все вещи, и человек вместе с ними, вечно возвращаются такими же, как теперь, невозможно направить их к какой-то цели, к чему-то «потустороннему»; наконец, новая метафизика со всей решительностью идет навстречу этой жизни, и вместе с «подлинным» миром также любой воображаемый, то есть подлежащий критике, мир погружается в ее «повседневность». Именно потому у тех, кто не в силах вынести эту здешнюю и настоящую жизнь, неудачников и чандалов, будут отняты их утешительные миры и их опоры, их страстные надежды на какое-нибудь потустороннее или посюстороннее идеальное царство. Ницше снова произносит имя старого, любимого бога Диониса, описывая состояние мира, где «человек ощущает самого себя и себя одного как обожествленную форму и самооправдание природы»39.
Но за свою метафизику просветления жизни Ницше приходится заплатить высокую цену. По самому своему смыслу она есть увековечение противоречия в мире и, следовательно, возможности существования культуры. Но поскольку она исключает именно противоречие ради мира, любая трансценденция в человеке застывает в тотальном одобрении наличного мира. Таким образом, это учение невольно становится точным двойником понятия совершенного бесклассового общества; культура в первоначальном смысле Ницше в нем так же невозможна.
Сверхчеловек, в его правильном понимании, это не биологический вид, а творец в новой культуре. «Творение» в смысле Ницше первично означает установле-
* Упадку {фр.).
450
Фашизм как трансполитический феномен
ние «смысла» и определение ценностей. Сверхчеловек не только дает свои скрижали и ценности отдельным народам и ограниченным периодам — он создает «смысл» для всей Земли в целом, на необозримую эпоху: «Высочайший человек есть тот, кто определяет ценности и направляет волю тысячелетий, направляя высшие натуры»40.
Высшие натуры — это те «господа Земли», которых сверхчеловек использует как свои орудия. Поэтому его господство более высокого рода, чем все прежние виды господства: оно не является ни простым и прямым, как у прежних государственных деятелей, ни косвенным и лицемерным, как у прежних философов. Поэтому он может ставить себе в своем творчестве высочайшую цель: он действует уже не на вещество или на чистый дух — он способен, как художник, формировать самого человека.
Такое формирование есть свершение и в то же время лишь предпосылка творчества. Потому что жестокость, с которой он уничтожает неудавшееся, позволяет снова возродить, после тысячелетий посредственности, ту почву первобытного ужаса, на которой только и может возникнуть высочайшее творение. Но это остается для Ницше трагедией: «Каждая новая партия жизни, берущая в свои руки величайшую из задач — улучшение человеческого рода, включая безжалостное уничтожение всего вырожденного и паразитического, создает опять возможность того избытка жизни на Земле, из которого должно снова вырасти дионисийское состояние. Я предсказываю трагическую эпоху: высочайшее искусство одобрения жизни — трагедия — возродится.. .»41
Это завещание Ницше в «Ессе homo», за несколько месяцев до его крушения: мрачное и прозорливое пророчество, ошибающееся лишь в том, что оно любит. Только здесь вполне выясняется, что такое сверхчеловек: это тот, кто способен создать даже почву жизни, ту почву, которая до сих пор была лишь в природе,— ужас бытия как глубочайший фундамент культуры.

