Общие работы по истории средней Азии работы по истории Кавказа и восточной Европы - Бартольд В.В.
Скачать (прямая ссылка):
Алфавит древнейших согдийских документов принадлежит к числу алфавитов семитического, точнее арамейского происхождения, постепенно распространявшихся из Передней Азии через Персию на восток. От иранских народностей это письмо перешло к туркам. Древнейшие известные нам датированные памятники турецкой письменности — надписи турецких ханов VIII в., найденные в Монголии; есть основание полагать, что некоторые из недатированных надписей относятся к VII в. Доказывают, что первообразом письма этих надписей является среди известных нам арамейских шрифтов письмо аршакидских монет23; в этом можно найти подтверждение свидетельства китайских источников о том значении, которое имели парфяне в истории торговых сношений Китая с Передней Азией. Находят также сходство между древнейшим турецким письмом и древнейшим согдийским, но только сходство, указывающее на происхождение от общего источника. Более тесно свя-. зано с согдийским алфавитом второе по времени турецкое письмо, так называемое уйгурское, распространение которого относится, по-видимому, к VIII и IX вв. Распространение арамейских шрифтов среди иранцев и турок Средней Азии, как некогда распространение финикийского
20 <Как установлено В. Хеннингом, документы, о которых идет речь, относятся к началу IV в. н. э.; см. Henning, The date. —- Б. С.>
21 <06 обнаружении памятников согдийской письменности на территории собственно Согда см. выше, стр. 115, прим. 14. — Б. С.>
22 <0 согдийской колонизации см. выше, стр. 114, прим. 11. — Б. С.>
23 <Ныне открыты <и исследуются хозяйственные документы I в. до н. э. из Нисы, написанные арамейскими письменами. См, Дьякодов — ЛИВШИЦ, Докумецт щ Нисьч там же библиография вопроса. -=- В. Р.>
История культурной жизни Туркестана
шрифта вдоль берегов Средиземного моря и Индийского океана, было, конечно, связано с развитием торговых отношений; впоследствии »принятие того или другого алфавита находилось также в зависимости от религиозной пропаганды, причем, однако, ни индийские алфавиты, принесенные буддистами, ни курсивный арамейский шрифт манихеев, ни первоначальное общее письмо христиан-сирийцев (эстрангело), ни вероисповедные алфавиты сирийцев-несториан и яковитов не могли вытеснить возникшей независимо от религиозной пропаганды согдийско-уйгурской грамоты, получившей применение при записывании религиозных текстов — буддийских, манихейских и христианских. Только много веков позже эта грамота была вытеснена на западе арабским алфавитом, на востоке — тибетским; .последним следом существовавших некогда торговых сношений являются алфавиты монгольский и маньчжурский, причем маньчжуры своей грамотой обязаны монголам, монголы— уйгурам, уйгуры — согдийцам. Культурная деятельность последних и их мусульманских потомков — сартов — вдоль караванных путей Средней Азии мало уступает культурной деятельности финикиян вдоль путей морской торговли. Замечание покойного В. П. Наливкина, что сарты по своей «малой подвижности» не могли сделаться «среднеазиатскими финикийцами», основано на неправильном перенесении черт современной жизни народа *в его историческое прошлое.
В истории Средней Азии наблюдается постепенное передвижение главных торговых путей с юга на север, от пути мимо Лоб-Нора на Хотан, Яркенд и через горы в Афганистан, открытого китайцами во II в. до н. э. (до тех пор китайские товары проникали в Среднюю Азию через Индию), до современной сибирской железной дороги. Соответственно с этим изменялась и степень участия в этой торговле отдельных народностей.
В последние века домусульманского периода роль посредников в кграванной торговле Между Востоком и Западом постепенно переходит от населения Ирана и Афганистана к согдийцам и более северным народностям. Главным предметом вывоза из Китая был шелк. Известия о путях торговли шелком «начинаются с эпохи династии младших Хань (25—220 гг. н. э.); история старших Хань (206 г. до н. э.— 25 г. н. э.) о шелке еще не упоминает. Отмечается стремление парфян сохранить за собой роль посредников и сделать невозможными непосредственные торговые сношения между Китаем и Римской империей, По-ВИДИ-мому, это стремление имело успех. Один и тот же пункт, по местоположению приблизительно соответствующий современному Кандагару, является конечным восточным «пунктом маршрута через парфянское царство, известного нам по греческому источнику 'начала нашей эры, и в то же время конечным пунктом описанной историками Ханьской династии «южной дороги» из Китая в западные страны. К концу I в. н. э., когда китайцам удалось на короткое время распространить свои. владения до
I. Домусульманский период
185
Памира, относится, по-видимому, рассказ о непосредственных торговых сношениях между Римской империей и Китаем, извлеченный Птолемеем (во II в.) из сочинения своего предшественника Марина тирского; Марин в свою очередь ссылается 'на записку, полученную им от македонского купца Мааса, носившего также латинское имя ТШагшэ, который будто бы посылал в Китай за шелком своих приказчиков и с их слов описал пройденный ими путь. Птолемей вынес впечатление, что сам Марин относился к рассказу купцов с недоверием; есть, действительно, основание полагать, что приказчики Мааса «а основании рас-слросных сведений, полученных ими в Парфии или Бактрии, составили для -своего хозяина маршрут, будто бы пройденный ими самими. Прибытие торгового каравана всегда рассматривалось -в Китае как «посольство»; таким «посольствам» придавали большое значение, и маловероятно, чтобы официальная «История младших Хань» могла умолчать о посольстве из «страны Дацинь», как называли Римскую империю. В той же официальной истории говорится о «послах» римского императора, прибывших в Китай в 166 г. через Индию и Аннам,, хотя с этими купцами были только товары индийского происхождения и ни одного из товаров, вывозившихся вообще из Римской империи. Очевидно, речь идет о торговцах, целью которых первоначально была только Индия и которые уже после прибытия в эту страну воспользовались благоприятными условиями для путешествия в Китай; именно к этому времени относятся успехи морской торговли между Индией и Китаем, отразившиеся на распространении в Китае буддизма. Очевидно, такой же рассказ о «посольстве» появился бы в официальной истории в том случае, если бы 'благоприятными условиями политического момента (успехами китайского оружия, выдвинувшими границу Китая далеко на запад) воспользовались приказчики Маэса. Политические события, во всяком случае, должны были отразиться на сношениях между Китаем и теми местностями, до которых доходили люди Маэса, и облегчить им собирание сведений.