Самые знаменитые самозванцы - Юзефович Л.А.
Скачать (прямая ссылка):
в него этим письмом. Акундинов, не растерявшись, мгновенно порвал его в
клочки.
Он был хороший актер и опытный интриган, но против него
свидетельствовало слишком многое, в том числе изъятые при аресте бумаги.
Тем не менее, соглашаясь выдать Акундинова, герцог Фридрих не забыл о
собственных интересах. В обмен на самозванца он запросил отчет о
персидской торговле, составленный голштинскими послами в 1634 году.
Двадцать лет назад, возвращаясь из Персии, они остановились в Москве, там
у них этот отчет отобрали, опасаясь конкуренции со стороны немецких
купцов, а теперь его разыскали в ар-
191
хиве и со срочным курьером доставили в Готторф. Голова самозванца была
ценнее.
В сопровождении Шпилькина и под конвоем голштинских стражников
Акундинова повезли в Травемюнде, где должны были посадить на корабль. Он
уже понимал, что все кончено, и по дороге, улучив момент, стремительно
выбросился из повозки, пытаясь подсунуть голову под колесо. Но почва в
этом месте была песчаная, повозка двигалась медленно. Ее удалось вовремя
остановить, Акундинов остался цел и невредим. Его привязали к повозке, и,
хотя позднее он еще несколько раз пробовал покончить с собой, все эти
попытки оказались неудачными.
"Впрочем, - замечает Олеарий, - он постоянно был весел до приезда в
Новгород, где стал печален, а от Новгорода до Москвы не хотел даже ни
есть, ни пить".
8
В Москве его сразу повели в застенок, но ни кнут, ни страшные
"встряски" на дыбе не смогли вырвать у него признание в том, что он -
всего лишь беглый подьячий Тимошка Акундинов, а вовсе не "князь Шуйский".
После целого дня жесточайших пыток он продолжал стоять на своем.
Так пишет Олеарий, допуская три причины этого необыкновенного
упорства.
Первая. Акундинов надеялся, что его сочтут сумасшедшим и помилуют как
безумца, не сознающего преступность своих действий.
Вторая. Акундинов знал, что смерть неизбежна в любом случае, раскается
он или нет, поэтому "твердостью своих показаний хотел укрепить
иностранных государей в том их мнении о самом себе, которое сумел им
внушить".
Третья. Акундинов понимал, что ему не миновать адского пламени, и
думал, что "лучше уж в аду быть главным, чем идти за уряд", как было бы
при его раскаянии.
Вообще-то из "расспросных речей", то есть из выбитых под пыткой
показаний Акундинова, видно, что сна-
192
чала он кое в чем все-таки признался, но затем, по-ви-димому, вновь начал
все отрицать. Иначе не было бы нужды уличать его с помощью свидетелей.
Перед ним ставили разных людей, знавших его в Москве и Вологде, среди
них - того человека, к которому накануне побега Акундинов отвел своих
детей. Все его признавали, но он не признал никого.
Последней привели его мать, теперь - монахиню Степаниду. Она сказала:
"Это мой сын".
В ответ Акундинов спросил: "Инокиня, как тебя звать?"
"В миру звали Соломонидой, теперь - Степанидой", - ответила она.
Слова - подлинные. Именно так записал их присутствовавший на допросе
подьячий, и за ними ощущается страшное напряжение этой встречи.
Тогда, как говорится в тексте протокола, Акундинов "молчал долго",
после чего, жалея мать, но не желая признавать ее своей матерью, сказал:
"Эта женщина мне не мать... Но она вырастила меня и была ко мне добра,
как мать".
Его снова начали пытать.
Тогда, чтобы протянуть время и хоть ненадолго избавиться от мучений,
он объявил, что откроет всю правду единственному человеку - боярину
Никите Ивановичу Романову, одному из влиятельнейших царских
родственников. Послали за Романовым. Тот, принимая во внимание
серьезность дела, согласился прийти в застенок. Тем временем Акундинов
попросил пить. Когда ему подали квас в деревянной чашке, он потребовал,
чтобы принесли меду, и не в деревянной посуде, а в серебряной, в
противном случае он говорить не станет. Его требование исполнили, однако
он уже был так истерзан, что пить не мог и лишь слегка пригубил.
Наконец явился Романов, но Акундинов и ему сказал все то же самое,
что говорил прежде.
Пытки возобновились, и больше от него уже ничего не смогли добиться.
На следующий день, 29 декабря 1653 года, опасаясь, видимо, чтобы он
не умер до казни, Акундинова вывезли на Красную площадь, зачитали перед
народом пере-
7 Самые знаменитые самозванцы
193
чень его преступлений и объявили приговор о четвертовании.
Раздетого донага, его положили на плаху; палач отрубил ему правую руку
до локтя, потом левую ногу до колена, потом левую руку, правую ногу и
голову.
"Всю эту казнь, - пишет Олеарий, - Тимошка вынес как бы
бесчувственный".
Голову отрубили, но маску, надетую на себя Акунди-новым, так и не
сумели снять с его лица. Своей мученической смертью он хотел доказать и
доказал, что имел право носить имя "князя Шуйского", под которым прожил
десять лет и расстаться с которым не пожелал до последнего часа.
На казни присутствовал специально приглашенный польский посланник - он