Гурченко Люся, стоп! - Гурченко Л.
ISBN: 978-5-905629-41-9
Скачать (прямая ссылка):
Я очень люблю финал этой сцены, когда герой, ошарашенный новшествами филиппинской медицины, спрашивает у меня, то есть у Раисы Захаровны: “Ну и как эта баба? Жива?” - Ого, еще как жива! Правда... не узнает никого.
Цитируют картину повсюду. 8 марта в “России” я принимала участие в шоу у Валентина Юдашкина. Готовлюсь к своему номеру и слышу в толпе артистов: “А ты помнишь: “Людк, а Людк! Сучка ты крашеная”
Все дружно засмеялись. Ну, думаю, я не я, если сейчас не доиграю. Не поленилась, спустилась с подиума, который начинался за кулисами, подошла к веселой компании и доиграла: “Почему же крашеная, это мой натуральный цвет!” Ну, какая была бурная реакция! Нас даже к порядку призвали. Это были ребята из “Иксмиссии”.
На съемке я тоже не могла удержаться от смеха. Нет, ну правда, - то, что сучка, ей не обидно, а вот что крашеная... Как это чисто по-женски.
Картина закончена. Роли озвучены. Артисты уже не нужны. Идет монтаж. А тут вышел закон о запрете алкоголя. Срочно стали вырубать виноградники от Грузии до Молдавии. Люди по домам взялись гнать самогон. Исчез сахар. Исчез одеколон. Из аптек пропали лекарства, в которых есть хоть капля спирта. Ну а в кино, естественно, пошла “вырубка” сцен, где хоть малейший намек на “вздрогнем”. А у нас, в “Голубях”, ого сколько таких “вздрогнем”!
Я увидела на студии Меньшова с лицом черного цвета, с затравленными глазами. Он всем доказывал, что это комедия, что это несерьезно, что нет там никакой агитации в пользу алкоголя... “Вырезать! Ну не могу, не могу я вырезать! Режьте меня! Меня режьте!”
Не дай бог быть режиссером! Если только этим заниматься, если только этим жить, надо иметь колоссальное здоровье и металлические нервы. А терпение? Терпение!!! Талант же, вкус, слух, музыкальность - это атрибутика. Это аксиома. Это как само собой.
Меньшов человек сложный. Зажжется и погаснет. И сразу пустой и неинтересный. Вдруг позвонит ночью, возбужденный, говорит, что только что показывал американцам наши сцены с Михайловым, - а сам хохочет, доволен, говорит мне, что я роль “вышиваю”. Это приятно слышать. А через неделю может пройти мимо и не поздороваться. По-человечески он мне не близок.
Съемки “Голубей” были уже в разгаре, а на мою роль еще никого не утвердили. И вдруг (все то же кинематографическое “а вдруг”) я получаю телеграмму из Медвежьегорска. Режиссер Меньшов поздравляет меня со званием народной артистки СССР. И такие слова замечательные в мой адрес. Телеграмма большая. Денег не пожалели. Короче, предлагает мне, не читая сценария, приехать в Медвежьегорск. Там он мне все расскажет про роль подробнее и интереснее. Я только что закончила музыкальный фильм “Рецепт ее молодости”.
Роль трехсотлетней актрисы в шляпках и перьях. А что? Нырну-ка я в другую атмосферу. Чем черт не шутит? “А вдруг?”
“Давай, дочурка, уперед, дуй свое. Риск - благароднае дела”.
Собрала манатки и поехала. Снимали сцену героини фильма с ее детьми. Меньшов чем-то был недоволен, хотя актеры играли легко и азартно. Мне понравилось. Может, я, свежий человек, еще не в атмосфере? Режиссеру сказали, что я уже приехала, что я на площадке. И я за спиной слышу голос: “Вы уже так много всего наиграли... Я даже не знаю, что Вы еще можете”. Та-ак. Приехали. Ни привет, ни здрасте. Люся, стоп! Вспомни, у тебя был опыт у Германа в “Двадцати днях без войны”. Такое же печальное начало. Потому молчи и жди, что будет. Промолчала. Первый раунд выиграла. Приняла удар.
Что дальше? Значит... Никаких иллюзий. Забыть слова из телеграфного бланка. Знай о себе голую правду. Что у трезвого на уме, то у пьяного... Меньшов был навеселе. Вы удивитесь? Актер, пришедший на пробу и даже на первый съемочный день, - это всегда поединок. Доказывать, доказывать, быть все время под вопросительным знаком. Как бы режиссер ни хотел, ни решил, что будет снимать только тебя, - это всегда бой. Пока не увидит первые сцены на экране.
Досадно. Зачем приехала? Что за дурацкий кинематографический азарт? Это идиотское “а вдруг”. Спокойно. А сколько раз влетала в кадр без подготовки, в своем собственном костюме. Да с самой той первой веселой картины так. Это уже потом, у очень тонких и умных, работала на полном доверии, без проб. Черт бы их побрал, эти пробы! Иногда смотрю на себя - ну нет, нигде нет ни одного живого места, чтобы пробу поставить... Вся в пробах. Терпим. В таких случаях важен результат.
...А через две недели съемки пошли весело и легко. Меньшов опять был увлечен. Много сочинял, сам смешно показывал, хохотал. И ему почти нравилось то, что я делала в кадре.
Еду в поезде на гастроли. Утром весь вагон выстраивается в туалет. Ну и я тоже. Что я - не человек. Народу много. Подожду. Но уже ясно, что весь вагон в курсе, что я здесь. А мой противный глаз сразу замечает человека, который тут же напрягся, подобрал живот и широко улыбнулся. Он-то уж точно меня не отпустит без... - еще не знаю чего - автографа или, не дай бог, фотографии дуэтом на фоне туалета. Ну, пора вылезать из купе на свет Божий. “Мой человек” стоит, ждет. Деваться некуда. Иду.