Моя жизнь - Бергман И.
ISВN 5-05-002299-1
Скачать (прямая ссылка):
Ингрид извергала языки шведского пламени. Она не желала быть "ценностью”. Она сама жаждала пищи. Слухи ходили противоречивые. "Дэвид хочет, чтобы вы снимались в "Ключах королевства”, работа начнется осенью 1941 года. Роль не главная, но очень хорошая... Ах нет, не в 1941-м, а весной следующего года... Очень жаль, но сроки переносятся”. "А как насчет фильма по роману Мэри Уэбб "Драгоценный яд”? — "Но ведь у героини заячья губа? Вы хотите сказать, что Ингрид Бергман должна играть героиню с заячьей губой? — "Совершенно верно”. — ”И Ингрид согласна?” — ”Да”. —"Ну нет, это просто невозможно. Может быть, придумать что-либо другое, более симпатичное?” — ”А что, эта заячья губа является стержнем, вокруг которого все происходит?” — "Извините, но Дэвид об этом и слышать не хочет”. — ”0 чем же он тогда хочет слышать? О святой Жанне?” — "О, Ингрид, дорогая, не вспоминайте сейчас об этом. Сейчас не те времена. Нынче здесь находится Хол Уоллис от Уорнеров. У него мысль, которая вот уже месяц точит его. Североафриканская история; и он считает, что вы там будете великолепны. Сценарий? Кажется, у него еще нет сценария. Состав? Скорее всего, еще не набрали, но говорят о Богарте. Да, Боги. Потрясающий актер”.
21 апреля 1942 года она получила новости, которых ждала почти год.
”0 Рут, меня часто занимала мысль, как я встречу известие о новом фильме, потому что я знала: когда- нибудь это будет. Вот теперь я это и узнала. Меня бросало то в жар, то в холод. Потом стало так знобить, что я подумала, не лечь ли в постель, к тому же ужасно разболелась голова. Я даже не ожидала, что на меня это все так подействует. Пробовала слегка напиться за обедом, чтобы отпраздновать, — не смогла. Пробовала плакать, смеяться — ничего не получалось. Трижды ложилась в постель и опять вставала. Петер даже не мог уснуть, так я ворочалась. Наконец пришло утро, и я успокоилась. Фильм называется ''Касабланка”, и я понятия не имею, о чем там идет речь”.
В мае 1942 года, сидя за рулем своего автомобиля крысиного цвета, она ехала вниз по бульвару Сансет.
В "Касабланке” я чувствовала себя так, будто вернулась. в прошлое. Селзнику нравилось, что на этот раз мне надо было быть прекрасно одетой и выглядеть красоткой. Как же трудно играть в Голливуде роли, не соответствующие тому, что из тебя сделал сам Голливуд. Как я уже говорила, здесь каждый должен представлять типаж. Гари Купер, Джеймс Стюарт, Кэри Грант, Хэмфри Богарт — все они играли самих себя. Но я приехала из Швеции, где актерская игра означала перевоплощение. Вы могли играть молодых или старых людей, прекрасных или отвратительных. Самих себя вам приходилось играть редко. Надо было входить в чей-то образ.
Теперь Майкл Кёртиц, очень опытный и талантливый режиссер-венгр, поднял ту же тему: ”Вы не правы, Ингрид. Вы не совсем понимаете, как это делается в Америке. Дело в том, что Америка предпочитает установившийся типаж. И публика, покупая билеты, тоже хочет именно этого. Она платит деньги, чтобы Гари
Купер был Гари Купером, а не горбуном из Нотр- Дам. Вы просто погубите свою карьеру, пытаясь быть неузнаваемой в каждой роли. С этого времени вам надо быть только Ингрид Бергман; делайте одно и то же, играйте похожие роли, и вы разовьете именно ту грань своего таланта, за которую публика вас полюбит”. ”Ну нет, — сказала я. — Этого делать я не буду. И постараюсь.быть, насколько смогу, разной”.
Мне нравился Майкл Кертиц. Он был хорошим режиссером. Но работа над "Касабланкой” начиналась из рук вон плохо, хотя вины его тут не было. Просто с самого начала велись бесконечные споры между Холом Уоллисом, продюсером, и писателями, братьями Эпштейн и Говардом Кохом; каждый день за ленчем Майкл Кёртиц спорил с Холом Уоллисом. В сценарий постоянно вносились изменения. Съемки проходили каждодневно, без всякой подготовки. Нам вручался текст, и мы. пытались осмысленно произносить его. Никто не знал, как будут развиваться события в фильме дальше, чем он закончится. Это, конечно же, не помогало нам войти в образ. По утрам мы спрашивали: ”Кто же мы все-таки? Что мы здесь делаем? На что Майкл Кёртиц неизменно отвечал: "Мы сами пока не знаем, давайте пройдем сегодня эту сцену, а завтра посмотрим, что к чему”.
Это было нелепо. Ужасно. Майкл Кёртиц не знал, что он делает, потому что и ему был неведом ход сценария. Хэмфри Богарт бесился, не имея ни малейшего представления о том, что происходит.
А я все это время жаждала узнать, в кого я должна быть.влюблена: в Пола Хенрайда или в Хэмфри Богарта? ”Мы это и сами еще не знаем. Пока просто играй что-то среднее”. Но я не отваживалась смотреть с любовью на Хэмфри Богарта, тогда бы мне пришлось без всякой любви смотреть на Пола Хенрайда.
Было решено отснять два варианта окончания фильма, так как никто не мог решить: улетать ли мне с мужем на самолете или оставаться с Хэмфри Богартом? Мы снимали первый вариант, где я прощалась с Хэмфри Богартом и улетала с Полом Хенрайдом. Потом, еслы вы помните, Клод Рейнс и Боги скрываются в тумане, и звучит знаменитая фраза: ”Я думаю, Луи, это начало прекрасной дружбы”. Тут же все решили: ”Все. Это как раз то, что нужно. Второй вариант снимать не будем. Это замечательная заключительная фраза”.